«Пиноккио Гильермо дель Торо»: как стать живым
Одинокий деревянных дел мастер однажды создает удивительную куклу-марионетку, которая может ходить, говорить, бегать, шкодить, смеяться и грустить как самый настоящий мальчишка. Создатель желает, чтобы сотворенный им человечек был послушным, всегда его радовал и скрашивал одиночество, но деревянный мальчик, как почти все живые мальчики, не хочет быть «хорошим» и отправляется в полное опасностей путешествие…
Стоит ли пересказывать узнаваемый с первых слов сюжет? Или нас все же ожидают сюрпризы?
Очередные обращения к классике бывают новыми всего лишь хронологически или новыми по-настоящему. Можно взять с полки книжку, которую читал в детстве и превратить в сценарий. Можно и вовсе с чтением не заморачиваться, а просто переснять еще раз классический мультфильм, только частично с живыми актерами, не меняя даже дизайн персонажей, в надежде, что очередному поколению посетителей диснейлендов это будет по-прежнему интересно.
А можно просто создать нечто совершенно свое, и это не станет ни пародией, ни механической постановкой всего и вся с ног на голову, выдаваемой за постироническую смелость. Гильермо дель Торо это смог.
Первое чудо, которое совершает режиссер – это перевод истории об ожившей кукле на язык кукольного же мультфильма. О том, что так тоже можно, в эпоху «тридэ» уже почти забыли. Но дело не только в возвращении от машинных красот к кропотливому творчеству человеческих рук. Тут все куда хитрее.
В обычном мультике плоский деревянный мальчик в мире плоских людей, домов и животных был всего лишь сюжетной условностью. Нарисованный кукольник, нарисованная кукла, нарисованный говорящий сверчок или фея – какая разница? Во взаимодействии куклы с живыми актерами все, как ни странно, становится еще более плоским, в смысле - банальным.
А вот если все персонажи, включая мастера Джепетто, тоже куклы, поневоле начинаешь задумываться о куда более глубоких вещах.
Второе чудо – возвращение итальянской сказки «на родину». Причем, вовсе не в условные сказочные декорации, а в живую жизнь реальной страны, включая ее историческое измерение, без которого все превращается всего лишь в картинку. История взята не патриархально-старинная и не совсем современная, как нынче модно, а тот ее период, который до сих пор торчит занозой в народной памяти – времена фашизма, «Дуче» и Второй мировой. Сейчас, когда снова всерьез говорят о Третьей, а фашизм перестал быть парой абзацев из учебника истории – самое то.
Ну и третье чудо – вдыхание совершенно новой жизни в давно приевшуюся нравоучительную историю о «блудном сыне». Кто-то может сказать, что есть истории старые, а есть вечные, и «Приключения Пиноккио» – из их числа. Но вот только в современном мире, переполненном ложью всех видов и цветов так, что никто не смог бы и шагу ступить, чтобы не споткнуться о собственный или чужой носище, в мире, настолько погруженном в бессмысленные развлечения, гедонизм или хотя бы бесплодную погоню за сладкой жизнью, что все бы давно ходили бы на четвереньках, старые нравоучения, увы, вызывают лишь улыбку.
Диснеевская странная «изюминка» в виде чернокожей и лысой феи, увы, не может тут добавить свежести, скорее, наоборот. Гильермо дель Торо не дополняет и выворачивает наизнанку старый сюжет, он создает новую историю, довольно-таки мрачную, но все же полную надежды, в которой пытается ответить на современные вызовы и «проклятые вопросы», от психологических до философских и художественных.
В самом деле, все начинается с попытки возродить то, что уже умерло и не вернется – что так же бессмысленно, как попытка полтора века спустя в десятый раз пересказать старую сказку. Новый мальчик, созданный в минуту полного отчаяния кромешно пьяным мастером, хоть лопни, не будет милым и воспитанным Карло, пусть и сделан и сосны, выросшей на его могиле. Он будет совсем другим, в чем-то «неправильным» – но тоже вполне настоящим. Нужно только суметь это понять.
Требовалась большая смелость, чтобы показать главного героя таким, каков он у дель Торо – кривым и несоразмерным уродцем, кое-как сбитым торчащими гвоздями, с одним ухом и глазками-сучками. Никаких благопристойных колпачка и курточки, Пиноккио весь фильм совершенно гол, словно ничем не приукрашенная и этим тревожащая, оскорбляющая вкусы религиозных и политических ханжей реальность. Но не такими ли полумонстрами кажутся, порой, родителям их дети, совсем не похожие на предыдущие поколения, непонятные, нескладные, занозистые, с понатыканными гвоздями наследных родительских и собственных травм?
Вроде бы такое нелепое существо должно желать измениться, облагородиться, перестать выделяться – словом, стать человеком. Но, похоже, этому Пиноккио куда интереснее познать окружающий мир и стать собой. А затем стать по-настоящему живым – но, опять же, совсем по-своему, потому что жизнь – это не плоть, кровь, два нормальных уха и аккуратный носик. Она про другое.
Беда Пиноккио поначалу вовсе не в том, что он не слушается «отца» и постоянно врет (как выясняется, в жестоком мире иногда только вранье и может выручить), а в том, что он не умеет чувствовать – не только свою боль, но и чужую. Потому он не понимает последствий своих поступков для себя и других, его бездумная смелость, когда он высмеивает диктатора, пришедшего на представление – не кончается ничем хорошим ни для него, ни для бродячего цирка, да и не приносит никакой пользы.
Но и умирать ему – пара пустяков: не больно, не страшно, по ту сторону нет ни рая, ни ада, только странные черные кролики, играющие в карты (то ли китайский символ наступающего года, то ли китайское же олицетворение формального бессмертия, которым наделен деревянный человечек), да какой-то занудный Сфинкс. Для того, кто не живет в прямом смысле слова, даже смерть – не великая тайна, а скучная нелепица, а время не имеет ценности.
Живым делает Пиноккио только проснувшаяся привязанность к другим – к отцу и старой цирковой обезьяне – и страх за них. Как во все времена, животворящей оказывается только жертва, и в этом у современного варианта сказки нет никаких разночтений с классикой. Только вот внешне деревянный человечек никак не меняется, но это не важно. В конце концов Христос в городской церкви тоже деревянный…
Историческая рамка, в которой разворачивается сюжет, позволяет показать еще одну черту, которая превращает живых мальчиков, да и взрослых, в бездушные куклы. Всех их дергают за ниточки, словно марионетки, ниточек этих много – общественные условности, религиозные догмы, авторитеты, желание заслужить одобрение, жажда власти, алчность…
В условиях же диктатуры «марионеточность» усиливается в разы. Пиноккио – этот чужак в чужой стране, кукла без ниток – изначально свободен, ему нужно лишь совместить свободу с любовью и ответственностью.
Но тут-то, на ухабистой дороге политики, созданная дель Торо конструкция и начинает слегка пробуксовывать. Фашистская Италия и обуявший ее милитаристский раж показаны слишком поверхностно-карикатурно, в духе «Солдата Швейка». Словно бы войны начинаются исключительно по воле каких-то недалеких злодеев, и людям достаточно просто расхотеть воевать, обняться и посмеяться вместе, чтобы войн не стало вовсе.
В реальности, как известно, фашизм в ХХ был остановлен вовсе не магией дружбы, да и в нынешнем пацифизм остается столь же наивным и бесплодным, увы. Впрочем, к чести автора, он и не дает никаких глобальных спасительных рецептов, да и сказка, пусть и философская, всего лишь сказка. И в главном она, без сомнения, удалась.
